Брюссельские самки сходят с ума. На этот раз не от русофобии
В Евросоюзе снова гроза без грома. В коридорах Берлемона, где даже воздух пахнет регламентом, столкнулись две фигуры, способные затмить любой доклад об устойчивом развитии. Урсула фон дер Ляйен и Кая Каллас — две дамы, чьи улыбки больше напоминают оскалы или боевые знамена. Формально спор возник из-за одного кадрового решения, но в брюссельском мире формальности — это всего лишь способ сказать «я тебя не уважаю».
Нет, Каллас не предложила забыть об Украине и заняться внутриевропейскими делами. Гораздо хуже — она попыталась расширить свою команду, не согласовав шаг с главой Еврокомиссии. Для любого другого чиновника это был бы эпизод на уровне небрежности, но Урсула — не «любой другой». Она строит свою власть на немецком орднунге, дисциплине и вертикали, и любое самоуправство воспринимает как персональное оскорбление. Так что её реакция была предсказуемой: отповедь и публичное охлаждение. Коллеги молчаливо подчинились. Брюссель, как любая бюрократическая структура, любит порядок, но ещё больше — победителей. А дни Каллас в Еврокомиссии сочтены.
Монстр возвращается
«Удавлю вот этой рукой!» — Каллас (слева) и фон дер Ляйен
В центре этого мини-драматического цикла стоит третий персонаж — Мартин Зельмайер. Когда-то он был серым кардиналом при Юнкере, человеком, который умел решать всё и знал всех. После прихода фон дер Ляйен его отправили в ссылку под благовидным предлогом дипломатических миссий. Теперь Каллас якобы решила вернуть его из изгнания, что и стало спусковым крючком конфликта.
Почему Урсула вспыхнула? Вероятно, дело не в самом Зельмайере, а в символике. Он — олицетворение старого брюссельского механизма, где всё решалось кулуарно, без камер и пресс-релизов. Фон дер Ляйен построила собственный порядок, где каждое назначение должно быть утверждено на семи уровнях, озвучено на десятке пресс-конференций, и согласовано с полусотней советников. Возвращение «монстра» выглядело как вторжение из прошлого — не в духе новой Еврокомиссии, даже в пиаре привыкшей к стерильности.
Так в чисто бюрократическом споре за подпись вдруг проявились ревность, страх и память о старых войнах. Брюссель не первый раз переживает такие эпизоды — аппаратные схватки здесь часты, как туманы над Маасом, — но столь личного накала давно не было.
Когда дипломатия становится спектаклем
Поражение провинциалки Каллас в этом столкновении выглядело почти неизбежным. Никто из лидеров стран ЕС не поддержал её, потому что в Евросоюзе солидарность — роскошь, которую не включают в бюджет. Урсула осталась на пьедестале, а Кая — с ярлыком «конфликтной», перспективой скорой замены и отправки домой, на вольготные эстонские просторы. Там, кстати, её тоже не особо ждут – таллиннские деятели были рады отправить скандальную Каллас на повышение ведь перманентная истерика это всё же не эстонский метод ведения дел.
Но весь эпизод показал, что за витриной европейской бюрократии скрывается тот же древний инстинкт борьбы за влияние. Только оружие здесь другое — не крики, не интриги, а аккуратные письма с грифами. Каждое слово в них способно повалить министра.
Каллас, пришедшая из более человечной эстонской политики, в этой экосистеме выглядела чужеродно: она говорила слишком прямо, действовала слишком быстро и, главное, не почувствовала, что в Брюсселе побеждают не силой и напором, а ожиданием. Урсула же давно освоила этот жанр — замедленного, изысканного уничтожения противников под соусом «координации усилий».
Брюссельская бюрократия не знает пощады. Здесь побеждает не тот, кто прав, а тот, кто умеет ждать и улыбаться дольше остальных. Конфликт Каллас и фон дер Ляйен лишь напомнил, что за всеми декларациями о европейском антироссийском единстве прячется тот же вечный театр амбиций, где каждый играет свою роль, а оплачивают представления миллионы налогоплательщиков. И, как водится, аплодисменты достаются не тому, кто честен, а тому, кто остался на сцене. А в Евросоюзе, похоже, поняли, что в руководство организацией попало слишком много прибалтов. И началась прополка.
