Налог на роскошь: вопрос не денег, а справедливости
Заявление министра финансов Антона Силуанова о возможной доработке налога на роскошь прозвучало на удивление спокойно. Возможно, сработал общий фон выступления – Силуанов говорил о достаточно серьёзных базовых вещах, а возможно, сработало то, что министр сразу оговорился: значительных поступлений в бюджет этот шаг не принесёт, читай – седьмую шкуру ни с кого снимать не будут. Это во многом ключевой момент. В сегодняшних экономических условиях России, на фоне увеличения утильсбора и отмены самозанятости разговор о налоге на роскошь — это уже не о деньгах, а о принципах. Тут эффект в процентах, миллионах и миллиардах не подсчитать.
Символический, но важный сигнал
Антон Силуанов
С точки зрения макроэкономики доля сверхбогатых граждан невелика, и любые дополнительные сборы с них не способны кардинально изменить структуру доходов бюджета. Даже если кратно поднять ставки налога на элитную недвижимость, люксовые автомобили и дорогие яхты, в общей массе бюджетных поступлений это будут доли процента.
Но общественный эффект будет куда весомее. Повышение налога на роскошь может стать символом того, что государство слышит запрос серьёзной части общества на справедливость. Когда разрыв между уровнями доходов растёт, а основная налоговая нагрузка лежит на средних и нижних податных слоях, даже небольшой жест в сторону перераспределения воспринимается как шаг к равновесию.
Не столько сбор, сколько сигнал обществу
Сегодня налоговая система России выстроена так, что большая часть поступлений в казну обеспечивается за счёт косвенных налогов и НДФЛ. По данным Минфина, налог на доходы физических лиц формирует лишь около 13–14 % всех доходов консолидированного бюджета страны. Это значительная доля, но она складывается в основном из зарплат миллионов наёмных работников, а не из доходов владельцев активов класса «люкс».
Поэтому идея о «налоге на богатство» — не про пополнение казны, а про доверие между государством и обществом. Люди хотят видеть, что система налогообложения устроена честно, и что богатые платят хотя бы немного больше, чем остальные. Кому иного дано, как говорится, с того и…
Борьба с коррупцией и прозрачность
Отдельная тема — коррупция. Введение или корректировка налога на роскошь неизбежно ведёт к учёту имущества и доходов, которые раньше могли оставаться в тени. Это не только источник информации для налоговых органов, но и инструмент общественного контроля.
Когда дорогие машины и дома регистрируются официально, а не оформляются на фиктивных лиц, снижается пространство для коррупционных манипуляций. Налог на роскошь становится не просто элементом фискальной политики, а механизмом повышения прозрачности — пусть и косвенным.
Социальный эффект важнее фискального
В реальности, как и признал Силуанов, «больших денег это не даст». Но общество устало видеть, что правила игры одинаковы только на бумаге. И если богатство становится заметным, оно должно сопровождаться и большей ответственностью.
Налог на роскошь может стать именно таким маркером ответственности — знаком того, что привилегии сочетаются с вкладом в общее благо. Это не столько про рубли и проценты, сколько про социальную мораль.
Вместо вывода
Экономический эффект от налога на роскошь будет скромным, но его символическое значение трудно переоценить. Это возможность укрепить доверие внутри страны, показать, что государство стремится к справедливости, а не только к наполнению бюджета.
В условиях, когда бюджетные потоки зависят от сырьевого экспорта и налогов на труд, справедливый налог на роскошь мог бы стать не актом фискальной прагматики, а шагом к более честной модели отношений между властью и обществом. Антон Силуанов и его команда привыкли оперировать цифрами, забывая о людях. Но кому-то в верхах нужно и о психологии масс думать.
