Трамп, газета и призрак Эпштейна: 20 миллиардов за ложь
Казалось бы, в календаре президента США немало важных дел: саммиты, пошлины, санкции, установление мира на всей Земле, наконец. Но Дональду Трампу приходится быть и человеком широкой души и обострённого чувства справедливости. Поэтому, когда “The Washington Post” опубликовала статью о поздравительном письме, которое Трамп якобы отправил покойному Джеффри Эпштейну, президент не стал отмалчиваться. Он подал в суд. Сумма – 20 млрд. долл. В иске упоминаются собственно “The Washington Post”, её материнская компания “News Corp”, двое журналистов, генеральный директор “News Corp”, и лично Руперт Мэрдок, владеющий минимум половиной информационных помоек в мире.
Газета попала на деньги
Формулировки иска достаточно стандартны: «клевета», «умышленный вред репутации», «преднамеренное распространение заведомо ложной информации». И, конечно, главный акцент на том, что никакого письма или открытки, отправленной Трампом Эпштейну, не существует.
Газетчики – персонально Хадиджа Сафар и Джо Полаццоло – попали в ловушку, как вчера пришедшие в офис стажёры. Иск Трампа о клевете был предсказуем. Подлинника эпистолярного шедевра в их распоряжении, разумеется, нет. Они воспользовались фотокопией, опубликованной подругой Эпштейна Гислейн Максвелл в подарочном издании «для своих». То есть даже если Трамп и писал Эпштейну послание с силуэтом обнажённой женщины, это послание находится, в лучшем случае, в архиве Эпштейна, в пресловутом «списке», над публикацией которого сейчас ломают столько копий. В худшем случае оно является фальшивкой.
По фотокопии с фотокопии “The Washington Post” и вся группа ответчиков ничего не докажут. А значит, придётся платить. Косвенное подтверждение – появившийся слух о предложении уладить дело за сумму в 10 млн. долл., якобы поступившее команде адвокатов Трампа. Сумма смущать не должна – в таких щекотливых делах главное – зацепиться за переговоры.
Кому опасны «списки»?
Всё это, конечно же, уже было. И даже не один раз. Ещё в далёком 2016-м, когда слово “Эпштейн” только начинало вызывать нервные смешки на Капитолийском холме, демократы тщательно копали каждый документ, каждую строчку, каждую фотографию. Прошло восемь лет, а Трамп — всё ещё на плаву, в кресле, и судится со СМИ. Это уже почти государственная традиция, как индейка на День благодарения или шутки про возраст Байдена.
Если бы в архивах Эпштейна действительно было что-то серьёзное, не намёк, не полунамёк, а жирная строчка с фамилией и доказательствами, разве демократы не воспользовались бы этим ещё в прошлом году, в разгар предвыборной гонки? Разве кто-то в штабе условной Камалы Харрис удержался бы от соблазна пустить это в эфир с драматичной музыкой, чёрно-белыми кадрами и голосом Моргана Фримена или Боно за кадром?
Увы для демократов. За восемь лет, с момента первой публикации о «чёрной тетради Эпштейна», всё, что удалось нарыть — это слухи, домыслы и, теперь вот, якобы письмо. Разумеется, Белый дом отреагировал по привычной схеме: не объяснять, а атаковать. Иск в суд для кого-то является крайней мерой. Для Трампа это одна из форм политического фитнеса. Он так поддерживает тонус.
Никого не должен вводить в заблуждение тот факт, что к требованиям опубликовать, наконец, списки Эпштейна, присоединились республиканцы. Это Трампу хорошо – четыре года в офисе гарантированы. А простым, так сказать, от сохи, конгрессменам и сенаторам надо переизбираться. И наследие Эпштейна может помочь окончательно (в политике США это 2-3 года) утопить демократов.
Удивительно ещё, что республиканцы не опускаются до фальшивок. Билл Клинтон, например, находится на свободе исключительно потому, что больше не лезет в политику. Небольшая записка с обсуждением одной из малолетних «подопечных» Эпштейна отправила бы его за решётку, невзирая на статус президента. Просто Билл превратился в неуловимого Джо – он и даром никому не нужен. Но есть, видимо, в списках и персонажи, до сих пор ведущие активную политическую жизнь. Их устранению и должна способствовать публикация списков. Правда, с каждым днём веры в то, что она всё же состоится, всё меньше.